«Ведь я не технарь, а музыкант» - сказал мне Лопухов при знакомстве.
В программках он значится звукорежиссером. Но на самом деле здешние звуковые партитуры Валерий Белякович составлял сам. Звуковику оставалось скомпоновать выбранную музыку и шумы в рабочую фонограмму (магнитофонную ленту) и во время спектакля быть исполнителем партитуры: включать фонограмму в нужные моменты. Просто? Просто было бы в другом театре. А здесь с самого начала средством художественной выразительности стал окружающий звук. «А, знаем, как в нынешних кинотеатрах» – скажете вы, - «звук с четырех сторон». И будете неправы. Потому что в старом зале, с его акустически прозрачными рядами, звук был не только по сторонам, но и снизу-сверху. Обвал звуков, окружающих тебя со всех шести сторон! Космос!
Я долго пребывал в заблуждении, что работа звуковика – это чистая техника. До самых недавних пор, пока мне не пришлось самостоятельно переозвучивать фрагменты видеозаписи «Мольера». Там в финале останавливающееся сердце Мольера изображается «пробуксовкой» музыки, а затем на опустевшую сцену набегают волны музыки и света. Взял в театре рабочую фонограмму – и с удивлением не обнаружил на ней ни пробуксовки, ни волн – в фонограмме записана ровная музыка. Оказалось, что звуковая интонация каждого спектакля была ручной работой Лопухова.
Как в музыкальном ансамбле, где темп и ритм задает вовсе не солист, а незаметный на первый взгляд бас, так и на Юго-Западе нередко интонации спектакля зависели от Анатолия Лопухова и Михаила Хитрова - основных звуковиков славных 80-х годов. Спектакли здесь музыкальны изначально. Потому что рождение спектакля начинается с музыки. Режиссер, готовясь к постановке, ища образ спектакля, всегда подбирает музыку заранее. И только потом, на готовую музыкально-ритмическую композицию, ложится действие и текст. Как рассказывал Марк Гройзбург, музыка «становится стержнем постановки», происходит «слияние музыкальной партитуры с действием».
Инструментом музыканта Лопухова стал пульт. Он играл на нем, как органист на органе. Форте-пиано, влево-вправо, а теперь под ряды, потом на лестницу... Пролеты дракона, пробеги носорогов, и уникальный эффект – разворот сцены в Мольере. Перенос места действия обозначался звуком и светом, и мы чувствовали, как то ли сцена вращается, то ли зрительские ряды разворачиваются со сцены за кулисы.
В своем кругу Лопухова с долей шутки именовали «техническим гением», и однажды в давнем спектакле «Агент 00» дали ему соответствующую шуточную роль – Начальника технической части. Это был единственный спектакль, где мы видели Лопухова на сцене. Остальное время на сцене присутствовала его музыка.
Андрей Ильин, лето 2009