Легенда о Юго-Западе АРХИВ ФОРУМА ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ
(записи c 2001 по 2005 год)
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Требуется старый клоун (спектакль шел с 2006 по 2008 г)

 
Начать новую тему   Ответить на тему    АРХИВ ФОРУМА ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ -> Обсуждение спектаклей
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Фред



Зарегистрирован: 09.08.2011
Сообщения: 19
Откуда: Москва

СообщениеДобавлено: Чт Янв 19, 2012 3:19    Заголовок сообщения: Требуется старый клоун (спектакль шел с 2006 по 2008 г) Ответить с цитатой

Скажу сразу: этот пост будет своеобразным.


бредовое занятие - делать запись по спектаклю, который смотрел 4 с половиной года назад, по осени 2006 года. бредовое, но почему-то потянуло именно сейчас, когда от той премьеры остались какие-то воспоминания - и запись на видео, да, именно с того самого спектакля, который мы смотрели осенью 2006 года. Последняя, как ни странно, премьера на ЮЗе, которую мы видели, если не считать, конечно, "Чайки" 2009 года, да "Комнаты Джованни", которую мы не премьерой видели. Это все "Мотылек" и записи Лю - вот, как-то все сложилось, что я решился пересмотреть "Клоунов", решил, что выдержу все целиком, благо, при таком просмотре можно хоть стоп нажать, когда совсем уж нестерпимо станет. Из зала-то не выйдешь, а тут - благодать... как говорится.
Ну, поехали. Правда, речь романыча я пропустил, я и так, оказывается, ее неплохо помню. Самое интересное было в том, что в течение всей речи на сцене сидит А.С. - на чемодане, сидит, слушает... как люди садятся, как романыч рассказывает про клоунов, Витю упоминает... А Ванин - сидит. молча. Ну и мы - тоже сидим где-то на пятом, что ли, ряду, или на четвертом: высоко, мы, разумеется, без цветов - и так не вылезешь, да и как-то... странно, в общем. Сидим. Смотрим - кто на кого, Зм. на сидящего тоже поглядывает, мы не сразу его узнали, кстати: не видно фигуры, волосы под цилиндром, если что видно - перчатки белые и туфли, белые тоже. Все. А потом романыч отговорил, простился - и свалил уже, слава Богу.
Тут интересная разница: спектакль в записи начался со световых эффектов - загорались красные круги на занавесях, по сцене, где насыпан из опилок круг, бегали лучи прожекторов... А я помню чуть иначе, что начинается спектакль не со света, а с крика: тот человек в черном фраке и цилиндре, что неподвижно, как статуя, сидел на чемодане, распрямляется и, закинувшись, кричит - громко, страшно, как от боли или ужаса, и крик все нарастает, нарастает, кажется, что человеческое горло на такую громкость не способно!.. А потом человек замолкает - резко, как выключенный, и сжимается на своем чемодане, словно сам себя испугавшись. Странно, а впрочем, ничего тут странного: у меня после этого крика на героя в черномSmile образовалось какое-то замещение, я почти не мог его видеть, не услеживал - хотя узнал, да. Ну, не то, что - все время не видел, но какое-то время - да, тем более, что дальше Никколо (так зовут его клоуна) пошел кружить по сцене, то пропадая из виду в темноте, то появляясь на границе красных пятен. Легкий такой, сейчас мне это виднее, тогда - напротив, казалось, что он тяжело, слишком тяжело _для себя_ идет, он должен летать, а тут - скользит... Это ему тут 52 года, на минуточку. Сережа старше на год, а Володя младше на 4, там даже фраза будет о разнице - но потом, потом... Потому что Володя только появляется, спускается с чемоданчиком по лестнице... Круглый, светлый, легкий, как воздушный шарик - вот такой... белый клоун, да. Я-тогда помню отторжение именно от внешнего вида - и Володя ни разу не клоун, да и я сам к этой теме (цирка, клоунов, утрированного грима, голосов и жестов) отношусь скорее отрицательно, меня дергает от того, как откровенно до издевательства подчеркнута Володина полнота... Это - тогда и там. Теперь, взглядом назад - мне почти все равно, что там хотел сказать романыч, легкость Володи, его нелюдская природа и "нездешнесть" видны вполне, это та драгоценная особенность человека, которого так не хватает теперь. И когда два клоуна наконец-то узнают друг друга я-теперь больше не вижу гримас и утрированной "старости" персонажей, а ясно до слез вижу радость людей, которым просто хорошо играть вместе. Сколько здесь работы в задаче, а сколько настоящего? - равно, а то и вовсе нет никакой задачи, одна чистая радость. Даже перебранка их после встречи оказывается совсем другого знака - и как можно было этого не услышать? По тексту, по задаче - да, они издеваются друг над другом, подмечая, как кого "покорежила жизнь", а на деле - как ни странно, да? - ничего, кроме привязанности и заботы. Филиппо переживает, какой Никколо тощий - ну, да, это верно, тростиночка и есть, А.С. так и тянет покормить чем-нибудь калорийным, Никколо тоже говорит какие-то гадости - но при этом слова остаются всего лишь словами, за которыми это "мы просто любили друг друга"(с). (отдельно страшновато от текста, он какой-то... слишком реальный, особенно с учетом Володиного нездоровья - это откуда, от автора, или от режиссера?) Кто тут лучший - тоже... тот еще текст, от первого впечатления помню даже не неловкость, а - злость, разом на романыча и на Ванина, на одного за то, что он выбрал такой материал, а на второго - что он его произносит, прекрасно зная (это я тогда так думал), как выглядит со стороны. Ведь как про себя: я работаю, я в прекрасной форме, у меня ритм, слух, пластика и нет никаких морщин (ага, с четвертого ряда видно), а ты, ты!.. И все слова подчеркнуто опрокидываются действиями: да, ритм, на который не хватает дыхания, да, пластика, для которой нет сил, да, но - словом, ты, Леша, тоже руина, даже ты, красавец, не говоря уже о Володе, который задницу от арены еле отрывает. Да, вот так - и еще хлеще. И все это - тогда! - слышалось не как сторонний текст, а как присвоенное, вернее - навязанное, как унижение, в котором по доброй воле участвуют зачем-то 122 человека: 120 зрителей и два актера. Это - тогда. Как теперь? Как ни смешно, а - мимо. Главное: мы снова вместе, я тебя найду, в память о нашем прошлом, мы снова вместе. Даже про доходягу-Никколо Володя говорит, сострадая и переживая за тощего своего друга, и так же А.С. говорит о Володе, переживая его нездоровье. Это - слышно, но нужно было отойти на пять лет и две смерти, чтобы услышать и понять.
Еще одна тема, четко заявленная в тексте, подчеркнутая режиссером (ну, х/з, может, в тексте тоже, мне без разницы, я уже знаю, что можно сделать с текстом, не уголовный кодекс, в конце концов). Эта тема: "вот как вы, милые друзья, на самом деле друг к другу относитесь, вот чего стоит вся ваша тропаревско-тюмовская дружба: как только до дела дойдет, вы друг друга с дерьмом смешаете". Меня-тогда это доводило до трясучки, хотя даже и тогда я знал, что все это - вранье, что романыч врет, и мы это знаем, и они это знают, но что же делать, если со сцены звучат именно такие слова?! Слова - да, пусть. А дела - то есть, взгляды, интонации - иные и об ином. Да, тогда нам, похоже, всем было не до внимательного разглядывания, мы видели только то, что заложил режиссер и/или автор, то, от чего мне лично хотелось либо выйти нафиг со своего четвертого ряда, либо выгнать всех зрителей, потому что на эту ложь и унижение нельзя смотреть, попросить прощения у актеров или дать Ванину по шее за то, что такой актер прекрасный... Словом, разглядеть не получалось, в глазах темнело, а надо было смотреть не на дымовую завесу сюжета и режиссерского рисунка, а дальше, за нее, туда, где были настоящие люди. Да, они или привыкли так, что дым им примелькался, или там, где они - нет никакого дыма, а только радость от работы вместе, без помех? Вполне возможно. Текст чудовищный? (да еще и дописанный, вот, зуб даю!) - ну, так это только текст, это нормальная актерская задача, это как раз и нужно сказать вот так, чтобы донести через все взаимные оскробления персонажей - человеческую любовь, доброе отношение актеров друг к другу. Интонациями, (у А.С. они чище, актер он классом повыше, так что в задаче работает четко. И надо или очень хорошо знать, или очень внимательно смотреть, чтобы понять, как он идет мимо текста, через него и наверх. А Володя вообще почти не заморачивается режиссерским рисунком, у него слышнее человеческое, жизненное, живое) взглядами, просто дыханием, жестами какими-то... не ругань и оскорбления несут смысл, это все так, шелуха, а главное - вот это: "Выпей пивка за мой счет", "Я куплю тебе билет". И даже страшненькое, смешное и жалкое торжество "рыжего коверного" звучит не травлей и не оскорблениями бывшего друга и всегдашнего конкурента. Нет, своему монологу Ванин придает другой смысл. Первое - это чистейшей воды "раздели мою радость", раздели восторг, счастье того золотого века цирка, ведь ты же тоже причастен! И второе, как бы ни был страшен монолог, идет он так, что кажется игрой в поддавки: "Ну, слышишь, слышишь, как я подставился? Давай, теперь твой ход, не пропусти - и мы квиты!" /Кстати же, действительно, подставился. Он, Николо, как ни странно - самый беззащитный из трех клоунов, не смотря на свою силу и ловкость/. Господи, вот как у него выходит произнести: "Ну, что, завидуешь, боров?" так, чтобы прозвучали радость и тепло? Не понимаю - но помню, к сожалению, как оно слышалось поначалу, от тогда. Но даже и тогда, через всю эту "дымовую завесу" кредо Никколо прошло неизменным. "А я не выкину /.../ свою память, свою жизнь, свое призвание /.../ назло всем старым клоунам, которые требуются, которые знают, какая это чудовищная мясорубка - сегодняшний цирк (и я даже тогда услышал вместо "цирк" несказанное "театр"). ...потому что это доказательство того, что смеялись!", что были, что на самом деле они - были, и было золотое время, и всеобщий обвал смеха, и очереди с ночи, и рыжий был первым среди равных. Да, это - было, на самом деле - было!
...и какого хрена все время доворачивать ручку, вкладывать - продолжение: "да все и вышли"? Ну, чего-чего... будто бы я не знаю, какого же именно хрена...
"Тропаревское братство"? - ну, А.С. и Володя к нему, по хронологии-то, не принадлежали, но ничего, они и так обошлись, без хронологии. Добивать подставившегося невменяемого Никколо Филиппо не может, по-моему, физически: довел - и тут же бросился утешать, обещать, что не бросит, что возьмет к себе: гладить брюки, играть в покер, есть сваренный Филиппо суп и качаться на кресле-качалке, только уйди отсюда, но главное - только не плачь! И в ответ не поток обвинений - а та же забота: нет, это я повезу тебя в Монте-Карло, это я покажу тебе мир! И, хоть и кончилась для них, старых клоунов, Европа, все равно: старый клоун нужен *им* потому, что только в них еще живо высокое искусство, они - последние отблески золотого века и если (или - когда) они протянут ноги, цирк кончится - вот почему всем нужен старый клоун! Никколо, бедолага, призванный самим собой воскресить профессию, забирается в гибельные выси(с), говорит, что *они* им золотом должны платить!.. Реалист Филиппо уверен, что дело не в том, а - может быть, *им* нужен человек на конюшню? И в этом предположении - "что? конюхом?!" - такой ужас для обоих, такое прорвавшееся отчаяние: они ни на что другое непригодны, что у Никколо пропадает голос. /"Конюхом?" - очередной пример предела человеческих возможностей: как можно почти беззвучно произнести фразу, чтобы ее услышали в каждом углу зала?/ Они, оба клоуна, на самом деле знают, что уже ни к чему не годны - и за это отдельно хотелось убить режиссера: этот страх есть в каждом актере, ужас перед тем, что не сможешь больше играть, и вытаскивать его вот так, на потеху, издеваясь - просто бессовестно. А эти двое даже из собственного кошмара сделали _игру_, сделали "лифт" - к высокой трагедии разом, рывком. (они - или А.С. один, Володю я по премьере не помню сейчас, хотя на записи он виден). Если нечего больше играть - будем играть собственную душу, будем играть собой - и это будет настоящее. Хоть и страшное - но можно идти и от ужаса, главное - идти вверх, в противоход тому, чего ждет текст, что заложено в нем. "А мы не взирая!". "Что же, *они* думают, что нами можно помыкать?" - да хрен с этим, можно ли, нет ли - все равно жутко, до крика жутко от крушения воздушного замка.
А потом пришел Пеппино. С сундуком на веревочке. Это, кстати, кажется, Сережина выдумка, впрочем, много тут было - их идей, их изобретательности - вот и сундук тоже. Странно и жаль, но роль Сережи я помню хуже, так вышло, что, не смотря на начало, я вполне выбрал, на кого смотреть, да. Но что Пеппино прервал закручивающееся, как воронка, отчаяние Никколо - да, так было, отдельное ему спасибо за это, а то ведь Ванин - мастер выкачивать воздух из зала, так хоть вздохнуть получилось. Безумненькая у них выходит встреча - чистая радость, салют из опилок - и отчаяние, которое очень близко. Как-то добра не ждешь, а почему бы? - вроде, так встретились... От кого это? От Володи-Филиппо, который ни на миг не забывает о том, что "жизнь коротка"? От Сережи-Пеппино, от его поначалу прорвавшегося "плачьте!" - тоном приказа? От А.С.-Никколо, маятника-Никколо, летающего от полной черноты отчаяния к сиянию радости? Вот сейчас он счастлив - а через миг может заорать от горя - может, он все может. /и - то, чего я не видел на премьере и чего не могло не быть: А.С., который оберегает Сережу и Володю, оберегает как физически более сильный и крепкий тех, то слабее./ Они ругаются потом, ну, конечно же, они потом ругаются - это текст, не знаю, насколько авторский, насколько какой, Сережа выдает его с наибольшим присвоением, он, видимо, может быть и таким - злым и несправедливым клоуном, только и это - задача, не больше. "Медведь играет" - именно так, играет, играется, даже на пустой арене великий клоун может устроить настоящее представление! И ему будут с восторгом отзываться, что да - то да. Лихой наездник Квадрочелло, великий жанглер Кибело, укротитель гремучих змей - и два зрителя, забывшие о том, что тут жесткая конкуренция. "Мы просто любили друг друга" - а как иначе?
Оторались, чуть не подрались - и снова друг к другу. "Расскажи, как ты жил, весь поломанный, ведь ты же еле передвигался" - с паузой и отзвуком настоящей пожизневой тревоги. Это Никколо, шизик, безумец - и это Ванин, как он есть. "Как же вам хочется меня унизить, но ничего у вас не выйдет" - фраза Сережи несет два значения, от персонажа, мол, я-то все равно круче, и от Сережи лично: ничего у вас, парни, не выйдет, не те мы люди, чтобы унижать друг друга. Кто знает, те - не те, что бывало, наверное, разное, но сейчас - ничего не выйдет, никакого унижения, они слишком высоко - все.
"...память - пыль, афиша на песке"(с). Центральный, наверное, момент, нет, один из - но важный, очень: афиша. Театральная афиша - вычищенный от опилок прямоугольник, по которому сверху вниз, по подсказке Пеппино, читают по очереди Никколо и Филиппо. Есть она, нет ли? читают ли они то, что написано, или из жалости и любви просто поддерживают игру несчастного древнего клоуна Пеппино? Не знаю, для меня не было вопроса, кому-то, может, показалось бы, что ничего нет, даже такой афиши, но я знал и тогда, знаю и теперь: была. Была - и есть, и не одна, миллионы афиш, настоящих, не из опилок. Было - и в Вечности есть всегда.
В спектакле, кстати, цитатные ряды не такой откровенности, как в "Куклах" или той же "Ёпере", но тоже весьма длинные. Из старых спектаклей, прежних ролей, то одним, то другим осколком мелькают - Н.С. найдет больше, но фразу Гарпагона (или как его, Сережиного персонажа из "Страстей по Мольеру"?), которую произносит А.С.-Никколо, я опознал: "Ты должен быть там, там! Там, где искусство!" - взлетающим голосом, заменяя исходное "я" на "ты".
"Да-да, сойти, да-да, с ума" - тоже что-то... цитатное, то ли в тексте ("друг Ромео, да" - это? или вовсе что-то из "Дураков" или что? Нет, не "Дураки", интонацией мне - сейчас - почему-то показался чуть ли не Лаэрт, а по воспоминанию от премьеры ничего я не уловил, кроме неловкости: ну, зачем так? зачем подставляться и говорить такое? - Ну, не к актеру же вопрос...), возможно, есть и еще, хотя бы в той сцене, где клоунам то ли слышатся, то ли мерещатся фанфары. И после двое "здоровых и молодых" оберегают от волнения Пеппино - и говорят, говорят о своем прошлом, поначалу, чтобы отвлечь, а потом - просто, потому что не могут не. Кому что: трубач Фернандо, Лола, вольтижер Фернандо, слон, которого тоже звали Фернандо... разумеется, они были братья, их было семеро - и Никколо еще не всех вспомнил. Вот, кажется, то ли дурак, то ли дурит (и грызет семечки или опилки), а на самом деле говорит сущую правду: их было семеро, они были братья... Они танцуют потом, по кругу, меняясь шапочками - номер этого спектакля, не вставной, не центральный, но... как сказать? Смысловой, пожалуй. О единстве, о единении, о любви. Это чувство, накрывающее зал, я помню даже по премьере.
Вот, а потом был номер Никколо. (не с цилиндром, как он хотел - в память о Диониссио, нет? и не с лесорубом, напоровшимся на медведя - не смотря на то, что медведь-Сережа у них был) Номер, как тогда, так и теперь - чистый восторг зрителя, ей-Богу! Номер - история - спектакль о любви канатного акробата к недоступной красавице Лоле.
О, Лола! О, страшенная вводная речь: "Да, мы клоуны, мы - выродки, в самом деле - что? крашеная морда, сундук с тряпьем, нас любят только на арене, а мы? кого мы любим? - Мы любим тех, кто заполняет этот зал каждый вечер до отказа" - и стягивает фрак, выворачивает наизнанку - как себя самого выворачивает, не оставляя ничего - вот она, полная откровенность, вот - изнанка с радужными кругами, вот - открытые руки: бери, я не скрываю. О, Лола! О, это было безумие! Сначала рассказывает - после показывает все, что делал: то изображал человека-оркестра под балконом (а Лола, видимо, кидалась в него мусором), то решился на смертельный номер под куполом неба - и прошел, легкий, юный клоун - по натянутой струне своей судьбы. (я что тогда, что теперь напрочь забыл, сколько лет и Ванину самому, и его персонажу - это был юный акробат, красавец и авантюрист, честное слово). А потом все кончилось - и юность, и номер, и счастье... Финал номера - монолог, который я тоже запомнил от премьеры: "Я больше никому не... требуюсь" с этой вот запинкой, и последнее: "Я уступаю вам, друзья. Не знаю, что, но я - уступаю". И салют из опилок - на прощание: "Финита ля комедия"
...не знаю, что закладывал автор, что закладывал режиссер, по премьере я не помню, меня прощальным монологом Никколо вышибло, а на записи следующая сцена поначалу выглядит издевательством над искренним горем друга: "А теперь, после этой душещипательной трагедии, сменим пластинку!" кричит Филиппо. Он выходит в круг света и кричит - не зрителям поначалу, а именно этому шизику, этому несчастному влюбленному Никколо: "Клоуны рыдают только на арене! Всегда улыбка, всегда азарт! В сердце музыка! В глазах огонь!" - и, кажется, собрав себя с полу и подхватив цилиндр, Никколо даже отзывается, это ведь ванинский голос через фонограмму отвечает: "Филиппо!" - то ли "я здесь", то ли "спасибо", поди пойми, да и некогда тут понимать, дальше опять на крике Володя объявляет о выступлении величайшего трио клоунов-эксцентриков, выступление переходит в безумие, с барабанным боем и крушением инструментов, с криком, с мечущимися по залу лучами прожекторов, за которыми не видно клоунов, только слышно чей-то (ванинский, кажется) крик: "Это цирк!". Не цирк это, это какой-то ночной кошмар, а не цирк.
Закономерно, что кошмаром он и заканчивается - Пеппино плохо, он кричит, он умирает. Никколо по началу чуть ли не на руках его держит, потом они с Филиппо отводят великого своего коллегу к холодной стене, то есть к "печке" - и опять начинают уговоры: уйди, уходи, тебе нельзя здесь, тебе плохо, здесь нечем дышать, пожалуйста, Пепе, уходи, я помогу тебе спуститься по этим ступенькам... И главное не "уходи", а "я помогу тебе". Что бы ни казалось поначалу, главное - вот это. Потом они сундук таскают, потом ищут в опилках какое-то лекарство, пытаются спасти, хотя обоим и страшно до крика (А.С. кричит, у него нестерпимый голос на крике, чистый, высокий - и невыносимый, кажется, он не связками, а нервами кричит)... кто за кого в ответе, кто перед кем виноват? Никто, здесь у всех равные шансы, только вот двое живы, а один - умер. Осталось только опилки, как землю в могилу, бросить - и, сжимая шляпы, давиться слезами. И, пока двое оплакивают, третий поднимается и смеется. Хорошая игра, правда. "Ты устроил нам театральное представление, чудовище?" - голос Никколо еще полон слез, он-то, думаю, простил жутенькую шутку, главное, что Пепе жив... если бы только тот не начал подводить под шутку теоретическую базу - и не попытался бы обидеть Филиппо. Тоже прекрасный момент, когда этот доходяга-тростиночка кричит "Не смей его трогать, ты!" на Пеппино, который раза в два тяжелее. В итоге выходит заслуженная, хоть и несправедливая драка на опилках, где двое против одного только потому, что - друг за друга. Так вышло - и Пеппино умер уже по-настоящему.
Ну, а дальше был финал, который тогда довел меня до бешенства уже не идеологическиSmile, а просто бессмысленностью своей. Пеппино умер, раздаются шаги, клоуны вскидываются: "Это они! Они идут, его надо где-то спрятать", ищут место, открывают какой-то шкаф, где уже сидит... то ли труп, то ли кукла, то ли что? затаскивают туда же мертвого Пеппино - и растворяются в темноте. А по ступенькам поднимается новый старый клоун (Черняк), проходит вдоль края арены и застывает на чемодане в той же позе, в которой сидел в начале Никколо-Ванин. Все, аплодисменты. Теперь, в принципе, я примерно понимаю смысл такого финала, но и так его - с гулькин... ну, пусть будет, хвост. А на премьере это беспомощное решение - всех убили или куда-то дели, добро пожаловать на новый круг - показалось таким контрастом всему, что я знал про театр и в особенности про _этот_ театр, что хотелось плюнуть. Ну, что за чушь, что режиссер хотел сказать, что? Да и хотел ли, или просто устал, выбрал весь текст и ничего не нашел, кроме вот этой банальности?
Оказалось, что, кроме чуши, есть и еще. И нашел его не романыч, нашли его актеры: их после-финальный выход на поклоны уже тогда был - как представление, а после, по словам видевших, стал вообще настоящим номером, с трюками, с музыкой (впрочем, музыка и тогда была). Говорили, что финал - этот финал, настоящий - игрался как торжество искусства над смертью и временем, говорили... много что говорили, я читал - но никогда больше не был на этом спектакле, никогда, хотя одно данное себе слово нарушили мы все: и я, и Зм., и Юлька, и К (кажется, еще Ленка И. была с нами, по крайней мере, после "Мотылька" она тоже говорила: "Клоун" - ее последняя премьера на ЮЗе). Мы шли из театра и орали чуть не на весь проспект, что ноги нашей не будет в этом театре, пока тут так унижают актеров. Слово мы, повторяю, не сдержали. И не пожалели об этом. Пожалели о другом: о так и не увиденной "Аллегории", о том, что эта премьера 2006 года - последний раз, когда мы видели Сережу и Володю на сцене, пожалели... да, вот об этом. Я вот еще - теперь - жалею о том, что тогда не увидел того, что увидел теперь. "Мы просто любили друг друга" - не взирая ни на что.
А еще мне сегодня жаль, что тогда мы пришли без цветов.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Клио



Зарегистрирован: 08.12.2004
Сообщения: 255
Откуда: Москва

СообщениеДобавлено: Пт Янв 20, 2012 13:18    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

По совести, последним клоуном должен был выйти не Черняк, а ВРБ. Не Пигмалионом надменным, не "д'артаньяном" - а вот таким же Старым Клоуном. Пусть с фирменным дорогим чемоданчиком на колесах, пусть с золотыми часами, - но выйти молча, благосклонно поприветствовать свою воображаемую (?) публику, а потом сесть и ждать своей очереди. Вот тогда это было бы справедливо.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    АРХИВ ФОРУМА ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ -> Обсуждение спектаклей Часовой пояс: GMT + 3
Страница 1 из 1

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах


Powered by phpBB © 2001, 2005 phpBB Group