Легенда о Юго-Западе АРХИВ ФОРУМА ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ
(записи c 2001 по 2005 год)
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Мастер, 2009 год и далее: Афраний и не только

 
Начать новую тему   Ответить на тему    АРХИВ ФОРУМА ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ -> Обсуждение спектаклей
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Kemenkiri



Зарегистрирован: 07.08.2011
Сообщения: 28
Откуда: г. Люберцы Московской обл.

СообщениеДобавлено: Пн Авг 08, 2011 23:16    Заголовок сообщения: Мастер, 2009 год и далее: Афраний и не только Ответить с цитатой

...Хотелось бы вывесить свои впечатления от "Мастера", до того куковавшие где-то в личных дневниках...

*

Апология Афрания
Мемуар, не имеющий исторической ценности

(«Мастер и Маргарита» в театре на Юго-Западе 18.11.2009 г.)

- он же взгляд как-бы-неискушенного зрителя.

Т.е. была там и смотрела на всё, что могла увидеть, я и правда впервые. Но шла, во-первых, «посмотреть на там», во-вторых – «смотреть на Ванина», и в третьих – прогруженная обрывками чужих впечатлений, в т.ч. времен не лучших, которые наводили на мысль, что зрелище может оказаться просто печально или неприятно.
Не оказалось. На месте обнаружился добротный, неплохо сделанный (аки целое) спектакль. Все коррективы – в исходную концепцию (панегерик Воланду), и в принципе – вносила игра конкретных актеров. Откровенное недоверие вызывала лишь любовная линия (и Маргарита лично), откровенное неприятие – причмокивающий Варенуха, и откровенное недоумение о смысле присутствия – Гелла.

Итак, любовная линия не сложилась, «подвинув» таким образом тему, заявленную в названии спектакля. Тему, заявленную режиссером, подвинул «какой-ни-то» Воланд (некая не-человечность в нем все же была, но масштаба и силы – не было) и его не вполне внятная свита (где был откровенно хорош только Коровьев, вначале принятый (мною хором с А.) за Азазелло).
[В первой сцене создавалось впечатление, что он-то и есть дьявол, и он, присутствуя «незримо» при разговоре, и рулит всеми тремя действующими лицами – начиная с Воланда.]
Засим (и не только) для меня на первый план вышла «ершалаимская линия», а тему эту задает еще все та же первая сцена, где «за всех» играет Берлиоз.
[В фамилиях актеров, кроме «Ванин», я плаваюWink, посему называть буду персонажей.]
(Иван Бездомный в целом (на мой взгляд) играл неровно, точнее, то играл, то не играл, в первой сцене скорее «не», а вот по дороге в сумасшедший дом – уже вполне себе.)
Возвращаясь к Берлиозу. Не скажу, что он выдал какую-то новую трактовку или смысл персонажа. Это просто был правильный такой «Берлиоз из книжки», какой и нужно, и его спор с Воландом вытащил за собой первую ершалаимскую сцену, а дальше Ершалаим задавал уже свою логику сам.
Кроме того, поскольку Мастер, как я говорила, «не вышел» героем истории о любви, то он оказался прежде всего «автором романа о Пилате». (Наиболее внятен он был, пожалуй, при первом появлении, когда рассказывал Ивану про роман – он так настойчиво цеплялся в своей истории за множество мелочей, что чувствовалось: перед нами – душевнобольной, не «ума лишенный», а именно «умом повредившийся», вот так болезненно застрявший на чем-то.)
Словом, полученную историю стоило бы скорей назвать «Роман о Пилате» - причем не только для Москвы, но и для древности он будет именно «романом о», а не, скажем, «историей Пилата».
И даже не историей Иешуа, нет; в данном случае – историей Афрания.

…Попав потом наконец (не скоро) домой, я запрягла Интернет на поиски Афрания, исторического и всякого.
Сети принесли возможного исторического прототипа из «Деяний Апостолов» (я знал, я знал, что мне эту книгу еще читать и читать!), еще нескольких римских тезок, слэш Пилат/Афраний (ну, извините…) – и, вестимо, книгу Еськова «Евангелие от Афрания».
Хорошо, что на свете существует Википедия – я ознакомилась в ней с кратким содержанием сего труда и теперь могу не знакомиться с подробным. Не хочу.
Прежде всего потому, что книга, судя по наличию в ней части полемической (помимо художественной), претендует не на «апокриф по Булгакову», но на криптоисторию появления христианства. Где упомянутый Афраний – и хитроумная римская империя в его лице – фактически создают историю Иешуа.
Ох, лучше бы это был фанфик по Булгакову… Я не верю в криптоисторию, в историю предсказуемую и управляемую (я – историк), да и возможности римской разведки, увы, не безграничны. Она, по идее, еще могла бы создать Иешуа-проповедника «из книжки», но не Иисуса Сына Божия, и даже – возвращаясь к Булгакову, - не того, кто бродит с Пилатом по лунной дороге и того, кто приказывает Воланду. Ни Воланда, ни лунные дороги Римская империя тоже не создаст (вот обычные, мощеные – это пожалуйста, и на тысячи лет уже…).

Но – возвращаясь к пьесе, - этот Афраний создает не Иешуа. А Пилата.
История остается непредсказуемой, но короля может играть свита. Просто в этом случае вместо «деяния А» следует читать «деяния Б, Ц, Д, Е», а то и просто «Б».
Афраний не имитирует приход Мессии, он просто, обнаружив в данной точке пространства и времени Вопрос, видит, что ответ для него не готов… или не дотягивает, - и создает тот ответ, который дОлжно дать. Но должно – именно Пилату, значит, даст его – Пилат, а сделает – Афраний. Сделает, что должно, и будь, что будет, даже если для него не будет ничего (или будет – ничто?) – сделает, не дрогнув, он – римлялин, у него архетипическое «лицо римского портрета» , которое и всплывает в памяти, когда думаешь о Риме, его людях и его искусстве, - а у Пилата лицо советского начальника.

(И не говорите мне, кого каким кувшинным рылом наградила природа, - посмотрим для сравнения в лицо доктору Стравинскому, - умное, живое, очень подвижное, где вовсе нет этой скульптурности и мрамора, и нет Рима! Это советское медицинское светило, каким оно и должно быть. Ассоциация, впрочем, - снова портрет, «Портрет хирурга Юдина» Нестерова ).

Но о Стравинском – далее, пока – снова Афраний: прямая спина, сжатые кулаки (это не ярость, но – напряжение, собранность), и голос, в котором не прочтешь ни-че-го, и понять, что внутри может быть что-то, кроме готовых фактов (размышления, решения, поиски – быть может, даже сомнения и признание ошибки!) – это возможно понять не по тому, как он говорит, а лишь по тому, что.
Вытаскивает из Пилата идеи и мысли, формулирует их («Так все-таки – убьют?»), исполняет и докладывает об исполнении и последствиях.

А Пилат? Нет, он вовсе не полное ничто. Он что-то чувствует, думает, при встрече с Иешуа и впрямь испытывает изумление и какие-то порывы, прежде неведомые, желание оставить его при себе, не принимать судьбоносного решения о казни; потом, после – сожаление и желание вернуть философа назад (значит – чтобы «казни не было»)… Но этим мыслям не хватает воли, решимости, крайней нужды, они не становятся решениями, и даже желаниями (из ощущений) становятся не всегда.
Это какая-то барственная лень восточного сатрапа, у которого есть власть, а значит – есть всё, и делать ему ничего не надо, а если надо – то другие сделают, и даже сами поймут, что именно нужно.
Тут я, возможно, внесу немного криптоистории, сказав о совмещении ролей и найдя там смысл, который, вероятно (в отличие от пары Афраний – Стравинский) туда и не клали (к тому же я выяснила совпадение уже после спектакля, по фамилиями в программке).
Пилат – и Семплеяров. Это уже не «лицо советского начальника», это он и есть! Из чего состоит небольшая роль Семплеярова? Исключая «разговор» с Варенухой по телефону ( хотя бы потому, что его играет сам Варенуха!) – из сцены, где он требует «разоблачения» («…черной магии») – и получает разоблачение (себя).
И ведь никаким гомерическим злодеем не оказался, обыкновенный злоупотреблянт служебным положением, в целях, в общем-то, более мелких, чем то, чем он обязан заниматься «по должности»…
Так вот, «разоблачение Пилата», происходящее на наших глазах, в том же – в несоответствии масштабов. Конечно, в данном случае – уже отнюдь не в занимаемой должности дело…

Впрочем, «в оправдание Пилата» хочу сказать, что именно он обеспечил мне самую, наверное, страшную сцену спектакля – хотя я не уверена, в самом ли Пилате дело, в построении сцены в целом (которую делает не только актер), - или в том, что у меня на тот момент Евангелие сидело в голове куда крепче Булгакова? …Он произносит монолог об отпускаемом преступнике, стоя лицом к залу, а у меня отчетливое ощущение, что это не он сейчас назовет имя, это мы «отыграем» народ иудейский, назвав - не того…
Из этого момента очень хотелось куда-нибудь деться. (И это, пожалуй, правильно).
Эта сцена – или сама встреча с Иешуа – и оказывается высшей точкой роли Пилата, - и в событийном плане она и правда высшая, но дальше, как мне кажется, все выше, все яснее должна становиться история внутренняя, осознание того, что ты выбрал, - а этого как-то и нет. Какие-то чувства, как уже говорилось, есть, а вот осознает и действует – Афраний.

Он доложит о казни, о смерти Иуды и погребении Иешуа, предложит отдать себя под суд…

( - и если бы Пилат согласился, - думаю, он спокойно пошел бы, поняв, что цена ответа на Вопрос оказалась именно такова… Впрочем, был бы наверняка оправдан (за служебное рвение) – и рассыпался бы во всех должных благодарностях справедливым римским законам, судьям и лично Пилату – с тем же непроницаемым лицом) –

…приведет Левия Матфея, - и Левий Матфей наконец выкрикнет в разговоре Пилату, что теперь всю свою жизнь намерен положить на убиение Иуды из Кириафа, - и Пилат ответит: «Это уже сделано».

- Кто это сделал?
- Это сделал я.

…И для него-то это совершенно так и есть, «государство – это я», но в ответ ему хочется крикнуть: «Не ври! Не ты,» - и ведь некому даже возразить, Афраний уже ушел. Просто ушел по лестнице, и больше мы его не увидим (и даже на поклонах будет – почему-то Стравинский, которого и не было во втором отделении).
(…Ушел – в то самое никуда, и единственная тебе награда за всё это – пилатово желание, чтобы ты не соглашался на любое повышение, не уходил отсюда…)

Это и есть, пожалуй, «разоблачение Пилата», но оно, в отличие от случая Семплеярова – только для нас, зрителей, явно, а внутри ситуации тот же Афраний никогда не нарушит субординацию, и не для вида, а потому, что так дОлжно.
Он не действует методами Варьете, как и Стравинский с его полной профессиональной пригодностью, несмотря на некую сумасшедшинку, неизбежную, наверное, на такой должности: он ведет разговор с Иваном так, что все студенты-медики, с одной стороны, млеют от лекции, с другой – всю клиническую картину записывают и зарисовывают как надо, - а Иван при этом остается во впечатлении, что никто его за сумасшедшего не держит, просто ситуация такова, что ему нужно сейчас здесь остаться, и дело здесь, конечно же, и «в кальсонах» тоже, но главное – «в Понтии Пилате».

Это я объяснения Стравинского цитирую – не по тексту, а по смыслу, и тут у нас получается параллель совершенно явная.
Потому что здесь, в спектакле, никто на грузовике с песнями в психушку не едет, мы видим только двух пациентов, Мастера и Ивана… И получается, что главным смыслом Стравинского здесь оказывается «прежде всего Понтий Пилат» - т.е. чтобы Иван пожил в сумасшедшем доме, а значит, встретил Мастера, а значит – получил в наследство историю об Иешуа и Понтии Пилате, которая иначе бы ушла в «покой, а не свет» (с Мастером), в небытие (с Берлиозом), и кто его знает куда (с Воландом).

А дальше… тут придется все же вылезти за рамки пьесы и вспомнить книгу.
Мастер – историк, музейщик – ушел из музея писать роман и не справился с грузом нового призвания.
Иван в эпилоге, как мы помним, напротив, уходит из пролетарских поэтов в сотрудники Института истории и философии… Философ? Историк философии? Или даже просто – историк?
Глядишь, и напишет монографию о Понтии Пилате… Впрочем, у этого труда тоже есть шансы быть «написанным в стол», раскритикованным или затонуть в архивах КГБ…
А вот несколько статей о малоизвестном римском политическом деятеле I в. н.э. Афрании можно опубликовать без опаски. За полной узкоспециальностью.
«И все будет правильно», потому что Эру никогда не стирает прошлое, оно никуда не девается, хотя его можно забыть, плохо выучить или намеренно переписать, - но оно было, и есть его следы, а историк и существует за тем, чтобы вытаскивать на свет Божий то, что, казалось, безвозвратно ушло в небытие.

19-21.11.2009.

В качестве послесловия – следствие того, что одна наша австралийская знакомая, вскоре после прочтения сего окзазалась в Москве и самостоятельно выбралась на впектакль -
Фред в Гостевой:

«Впечатление австралийского гостя, посмотревшего 15.12. "Мастера": "Актер, который играет Афрания, держит весь спектакль. Ну, и еще Берлиоз хорош". Алексей Сергеевич Ванин и Андрей Александрович Санников вышли на международное признание!Smile
Написано: 27-12-2009 00:42»

*

Состав данного спектакля, точнее конкретные упомянутые лица:

Воланд - О. Леушин
Коровьев - А. Шатохин
Гелла - К. Дымонт

Маргарита - О. Иванова
Мастер - Е. Бакалов

Пилат - В. Афанасьев
Афраний - А. Ванин
Иешуа - А. Задохин
Левий Матфей - А. Матошин

Иван Бездомный - Д. Нагретдинов
Берлиоз - А. Санников

Варенуха - И. Горшков
Семплеяров - В. Афанасьев
Стравинский - А. Ванин
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Kemenkiri



Зарегистрирован: 07.08.2011
Сообщения: 28
Откуда: г. Люберцы Московской обл.

СообщениеДобавлено: Пн Авг 08, 2011 23:28    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

(состава здесь не указываю, потому что, кроме отмеченной в начале другой пары «заглавных» героев, он – тот же)

*

«Мастер и Маргарита», 13.02.10

На этом спектакле, третьем из увиденных, случилось неожиданное: он все-таки обрел линию, обозначенную в заглавии. По сравнению с первым это были другие исполнители – И. Китаев и Н. Бычкова; как я понимаю, по мере возможности они играют попеременно с парой Бакалов-Иванова, но в январе мы наблюдали «гибридный» вариант Китаев-Иванова.
(Было странно. Вообще, второго «Мастера» я так и не записала; возможно, как раз отличия были еще недостаточно явны, чтобы их сформулировать. По меньшей мере 2 тенденции получили логическое развитие в третьем спектакле – ну, а история-вокруг-Афрания, как положено хорошему спектаклю (а эта история и есть спектакль внутри спектакля) – она всегда разная).

Собственно, относительно смысла и развития есть что сказать о:
- линии Берлиоза (ну… и Бездомного);
- вводимой ею Ершалаимской линии;
- переплетенной с ней истории «заглавных героев».
Прочие моменты и в построении спектакля, похоже, единой линии не составляют; точнее, она теряется где-то на середине.
(Чем заканчивается история Варенухи? А Лиходеева? Ну, Римский, допустим, в Ленинград уехал хотя бы…)

Если в прошлый раз у Берлиоза (А. Санников), по сравнению с «Берлиозом из книжки», появилась некая глубина, мгновения тревоги (что все это серьезно), - т.е. намеки на некий характер и биографию, теперь все продвинулось еще дальше, и мы получили вполне объемного персонажа и целую историю.
Интересно, что чем больше таким образом «поднимается над собой» Берлиоз, тем большим… гм, гопником выглядит Бездомный. Не то по контрасту, на и сам Нагретдинов добавляет этой краски.
И Берлиоза становится просто жалко: сначала он с увлечением сыпет упоминаниями Филона Александрийского и ему подобных, которые Иван, похоже, вообще не может оценить. А потом, когда появляется «иностранец», приходится держал оборону на два фронта: контролировать не только незнакомца, но и Ивана, чтобы он не ляпнул очередную глупость!
И это не считая еще серьезной жалости к человеку, который не заслужил обрушившуюся на него судьбу – трамвай и небытие.
Вначале он сыпет древними авторами и источниками даже не с полемическим задором, а с восторгом человека знающего. Тут вспоминается, что кто-то на форуме «Подполье» назвал Берлиоза «университетским лектором». Да, так, только не в смысле кабинетного ученого – впрочем, читая в начале XX века лекции если не в университете, так где-нибудь на Женских курсах.. Оттуда не уйти в политику и бурную общественную жизнь было куда труднее, чем уйти. А до того – да, читал горами литературу, сам согласился с выводами исследователей, что все это – миф…
А когда-то ведь думал иначе – и это «когда-то» и начинает пробуждаться в нем еще со слов Воланда о «саркоме легкого» (т.е. о том, что человек смертен и не может управлять миром).
Когда под слоем привычного разверзается бездна, легко испугаться. И попытаться закрыться от нее чем-то привычным. Так Берлиоз хватается за идею «иностранного консультанта» (это еще и представитель привычного ученого мира, ему не надо, в отличие от Ивана, объяснять, кто такой Иосиф Флавий и Кант с Гегелем).
А затем – увиденной, показанной историей Пилата – бездна разверзается еще более явно, и тут уж Берлиоз хватается за вовсе дикую идею (кажется, исходно – от Ивана) «позвонить куда следует»… Да, снова испугавшись.
Но защиты на самом деле уже никакой нет, на прощание на него обрушивается еще и «дьявол существует» (которому уже невозможно не поверить) и потом – сама смерть.
Если эта история – тоже о том, что «самым страшным из грехов является трусость»… то Берлиоз, по крайней мере, оказался не в худшей компании!
(Что же до Бездомного, тот тут, увы, никакого развития персонажа не происходит, и домысливать историка из эпилога можно только строго «по книжке». Впрочем, в этой версии истории он и не оказался столь необходим.
Может быть, дело тут и в построении пьесы, есть ли ему где развернуться после сцены со Стравинским? Впрочем, есть ведь даже не одна сцена, наверное, можно было бы…)

Теперь о «заглавных героях». Я уже говорила, что это была для меня неожиданность, в особенности Маргарита: Китаева в роли я уже видела, а Бычкова, к тому же, честно говоря, в целом – не моя любимая актриса Юго-Запада…
Но ее Маргарита именно такова, похоже, какой и должна быть – женщина любящая и страстная, _вовсе_ не идеальная: она искренне ненавидит Латунского и Ко, она реагирует (в отличие от Ивановой!) на происходящее во время бала – какой-то смесью ужаса и удивления («Оказывается, бывает и такое?!»), - впрочем, успевает и почесать за ушком Бегемота…
И – наконец, самое очевидное, - она любит Мастера. Страдает без него, гадает, жив ли он, готова «дьяволу душу продать», чтобы узнать…
Так что у Китаева наконец есть. С кем взаимодействовать, кому откликаться, - и чувства его героя тоже оказались еще живы, даже в сумасшедшем доме.
(В прошлый раз, в «гибридном» варианте, картина была странная – о своей любви, о встрече с желтыми цветами он рассказывал как-то отстраненно. И было понятно, что сумасшествие этого человека глубоко настолько, что он уже не может в принципе испытать те чувства, о которых говорит, - речь идет не о том, что он, скажем, разлюбил, а о физической невозможности, необратимых изменениях личности…
И они оставались необратимы и в финале, это были объятия живой (Иванова всегда играет себя – но да, вполне живую!) и мертвого, который не откликался и не изменялся никак).
Эта возможность взаимности делает положение нынешнего Мастера не столь безнадежным, в том числе и по встрече в финале это видно.

Но некое ядро личности то, что помимо истории любви, осталось (неудивительно) неизменным (по отношению к увиденному прошлый раз, опять же).
Прав, пожалуй, Фред – это не писатель, а в первую очередь глюколов. Он и в бытность историком-музейщиком, видимо, был таков (Вы думаете, их не бывает среди историков? Вы плохо нас знаете!) – но на работе все же есть определенные рамки. Но, получив лотерейный выигрыш, бывший истории ринулся в родную стихию с головой – и надорвался. Дело не только в травле, но и в масштабе усилий, которые уходят, чтобы увидеть и прожить столь многое (и так глубоко). А он именно видит и проживает эти сцены – как в той, где подает Афранию реплики «за» Пилата, становясь Пилатом, проживая часть его жизни – и какую!).
И тогда наступает сумасшествие, совершенно явное, впрочем, все с той же возможностью видеть ясно – только уже свой бред и свои страхи (спрут, вползающий в комнату, был отчетливо видимым – в какой-то момент я поймала яркую картинку эдакого Лаокоона-Мастера, оплетенного щупальцем).
Словом, «трижды романтическим» и явно положительным такого Мастера (да и его спутницу) вряд ли назовешь всерьез, но в спектакле они наконец-то есть.

И, может быть, потому структура спектакля – переплетение ершалаимской линии и ее московского отражения (со вставками эпизодов шоу-сатирического плана) наконец-то оказалась для меня явной и обрела смысл.

К ершалаимской линии я даже робею подступиться. Точнее, к нынешней истории Афрания.
Начну, впрочем, с другого: в этот раз я впервые увидела толком Иешуа – на монологе о царстве Истины. Тут и не знаю, что сказать – вот, он стоит впереди прочих, в свете… и это уже кто-то совсем иной, чем был только что, не какой-то безродный бродяга не от мира сего, по наивности полагающий всех людей добрыми… И слова его об этом царстве имеют особую силу, ту самую, когда… не веришь даже, а знаешь, и говоришь то, что есть.
Тут даже нельзя, наверное, сказать «так сыграно», так – было в этот день.

Что же до Афрания… (и Пилата, соответственно). Поскольку после спектакля я так и не добралась до дома, а добралась до товарищей, и нынешнюю версию биографии Арфания мы «изучали» до четвертого часа ночи, периодически вопрошая в Сети то Википедию, то Еврейскую энциклопедию в поисках подробностей и окружающих обстоятельств… В общем, я хочу сейчас попытаться говорить именно о том, что было на самом спектакле, а не «извлеклось» из персонажа после
Словом, история прочиталась совсем иная, чем в прошлые разы, притом, что некоторые обстоятельства в ней остаются неизменны.

Пилат… нет, этот не то чтобы ленив, на сей раз скорее - прост, как пресловутое копье. И сам – именно Всадник-Золотое-Копье в отставке Wink, этим копьем всех своих карьерных успехов и добился. Ну, то есть, не одним умением воина, конечно, тут до таких высот не дойдешь, - но и умением командира. Родись в третьем веке – был бы напоследок солдатским императором (каковых в империи бывало по 3-4 кряду: выдвигались воинами, держались в основном по несколько месяцев и ни один не доходил до Рима!).
Не зол и не жесток сам по себе – наверняка «отец солдатам», - но прост и предельно недалек. Все эти ершалаимские хитросплетения политики – не по нему, ему бы на лихом коне да в атаку, а не разбираться в различных партиях чужого народа! А тут еще голова болит, - видимо, неоднократно битая теми же германцами (только не столь радикально, как Марку Крысобою)…
Но Пилату – пока – везёт. Он может и не разбираться во всем этом, не любить Иерусалим и не вникать в него, честно полагать, что иудеи начали «ожидать мессию» ... в этом году (!)…
У него есть Афраний, и он во всем этом разбирается сам. Тем более, что увиделся он нам на сей раз явно местным уроженцем, перешедшим на сторону римлян… (Как, почему – это как раз то, что уяснялось ночью после спектакля). Так что он знает этот город и в будни и в праздники… «Да, в праздники здесь нелегко» - в этом ответе (на пилатов «монолог нелюбви» к Иерусалиму) все же скользнет ирония, что-то вроде «а как тут в другие дни, ты и не знаешь – а я знаю…» Но это – мельком, интонацией, и уже сильно не в начале истории (что тоже важно).
В начале – это именно что идеальная поддержка: он не перебивает Пилата, даем ему все нужные сведения, дает позадавать вопросов осужденному, хотя бы и из любопытства – вреда в том нет, все недостающее он скажет и спросит сам.
И все это – не потому, что Пилат в его глазах велик и могуч, и не по долгу службы. Он в самом деле привязан к Пилату, мало того – чем-то ему обязан, но так, что помнит об этом именно он, а не Пилат. Тот, впрочем, тоже к нему по-своему привязан и ценит. Еще бы не ценить! - знает все местные сложности, сам же их улаживает, что еще не знает, то угадывает…
Вот Левия Матфея он явно знает, похоже, лично; а вот Иешуа наверняка видит первый раз, но всю необходимую информацию о нем – хоть наблюдая за тем же Левием! – уже собрал…
Одно слово – «человек, который не совершает ошибок»!..

Ошибка вышла одна и совершенно непредвиденная: КЕМ оказался арестованный. И что он сказал. Потому что Царство Истины оказалось явной и безоговорочной истиной, – и потому все, сказанное до того (включая «дело об оскорблении величества»!), потеряло всякий смысл.
Да и вообще всё, строго говоря – потому что он-то «начал ждать Мессию» далеко не в этом году… И дождался. И сам – отправил на смерть. И ничего уже не смог (но для него будет: не пожелал) изменить.
…Когда он, рассказывая о казни, скажет про «самый страшный из пороков – трусость» - когда он выплюнет это последнее слово, у Пилата просто не будет, по-моему, шансов оскорбиться: насколько явное презрение к себе звучит при этом в голосе Афрания.
Он еще выполнит всё то, о чем попросит Пилат…. Хотя предложение убить Иуду будет ему уже явно лишним, он собирался покончить с делами быстрее – что ж, придется и Иудой заняться! (Как и всегда – точно и безошибочно). И расскажет о погребении казненных, и рассказ этот снова был видим – голубоватый свет луны и их разговор с Левием Матфеем там, на горе…
И уйдет – не только потому, что и Левий наконец-то приведен к Пилату, дела закончены, а новых не появилось – но и услышав приговор Левия: «…не будет тебе покоя, потому что бы убил его». Это сказано Пилату, но для него будет – именно себе. Уйдет – не в абстрактное «ничто», но к очень близкой смерти.

…А Пилат, занятый разговором, еще будет защищать его от Левия – да, как ни странно! Потому что, когда тот услышит, что Иуда уже убит, похоже, вся его ярость перейдет на этих неведомых убийц, отнявших у него хотя бы возможность мести! И Пилат скажет «это сделал я» - заслоняя Афрания. Пилата-то Левий, как он сам только что сказал, и не будет пытаться убить…
Афрания тоже не стоило бы - собирайся Афраний и дальше жить. А так – надеюсь, Левий или останется все же около Пилата, или растворится бесследно… А то, когда найдут скоро мертвого Афрания – кто ж поверит самоубийству?..

Мне очень не хватало Афрания в финале. Когда судьба прочих лиц этой истории становится известна (Иешуа (тут скорее, не судьба, а некие полномочия и принципы) и Левий Матфей) или определяется (Пилат). Ну да, про Марка Крысобоя тоже ни слова, про Дисмаса Гестаса и Варравана и даже про Иуду – тоже… Но это меня как-то мало волнует. Хотелось бы знать, что с Афранием.
И возникает мысль: его нет здесь потому, что его судьба уже решена, и давно, его не ожидали почти две тысячи лет лунного одиночества как промежуточная ступень… И то, что он по этой окончательной судьбе заслужил даже не покой, а свет, я объяснить не могу. Но я так думаю.
Прочее же о нем – уже не спектакль, а многие глюки последующей ночи…
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Kemenkiri



Зарегистрирован: 07.08.2011
Сообщения: 28
Откуда: г. Люберцы Московской обл.

СообщениеДобавлено: Пн Авг 08, 2011 23:43    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

(Этот спектакль был уже после ряда замен и переделок в сценах, произведенных весной 2010 г. Но здесь записана только линия Афрания и Пилата. А к переделкам относятся мои упоминания о "страхе" перед первой сценой, перемещениях там Воланда - и о "возвращенном" (отыгранном назад) в сцене с Левием Матфеем).

*

«Мастер» 8 июля 2010 г., закрытие сезона.


…Когда от спектакля хочется записать эпизод, или даже часть эпизода, - этот спектакль, как ни странно, удался. Потому, что этот эпизод, оттенок, жест, эта часть истории не существовала раньше, они были созданы ими – вот теперь, перед нами.

…Первая библейская сцена. Я ее боялась, но то, что страшило, - не то в восприятии, не то в том, как сыграно, оказалось иным.
Для меня из нее ушло, пропало «дирижирование» Воланда – в смысле, как управление всем происходящим. Когда Иешуа и Воланд обходят по кругу в противофазе Пилата, они – противники, противостоящие силы, бьющиеся – да простят мне высокий слог, - за душу Пилата.
(Да уж, у Леушина не получается «дьявол, утверждающий существование Бога». А режиссеру, с вероятием, и не нужен – такой. Получается, что этот Воланд, наверное… даже он не может отрицать это Существование. Когда вообще что-то может…)
Для меня перестал связываться с Воландом и смех иных персонажей. Пусть он себе где-то на заднем плане подсмеивается им (еще и не всегда!), это он – за ними, а не они – с ним.
Афраний первый раз еще смеялся «как римлянин», над явно невозможным и наивным построением «варвара». Но дальше это оказывается уже не теория, а реальность, и он смеется – другим собой, тем германцем, еще до плена, - потому сейчас, в этот миг, ему легко и свободно жить, он снова – легко сбегает по зеленому склону, у него есть родина, имя, друзья и товарищи по оружию, есть то, за что стоит сражаться…
Тем более будет возвращаться, не только к нынешнему себе, не столько к «делу об оскорблении величия», но к тому, что это дело приговаривает к смерти того, кто умеет невозможное: не только вылечить головную боль, но и вернуть тебе – тебя.

*

Вторая библейская сцена [в смысле – 1я сцена 2го действия, разговор Пилата и Афрания] хороша даже не тем, что говорится, но и тем, что между словами, тем, как говорится.
Это был в определенном смысле – поединок воль, и одна деталь встала на место только сейчас, когда я поняла: внезапный пилатов план убийства Иуды – это ответ на афраниевы слова о «трусости».
…т.е. на слова Иешуа, по идее, а еще Афраний говорит их не только «от себя», но еще и вообще-то – себе (и потому – до последнего пытается не озвучить). Но Пилат тоже принимает их – про себя. (Интересный вопрос – кому говорит Иешуа? Думаю, каждому, до кого дойдут эти слова…)

И Пилат решает – я еще что-то могу! Уже не «за» Иешуа, - так хоть «против» Синедриона, похоже, затонувшего в интригах еще глубже, чем римский наместник.

Афраний возражает сначала тоже с точки зрения «государственной логики»: «Это вызовет возмущение в городе!»(…и кто с этим будет разбираться, спрашивается? Ну да, уже-не-я, но в принципе-то, по идее – я…)
Но поздно, для Пилата это уже – не политика, для Афрания – тоже, и сейчас случилось так, что каждый из них оказался с этим своим «личным» делом – наедине, его настолько много, что оболочка замыкается, внешний мир остается снаружи, и другой воспринимается лишь в его привычной функции (тот, кто ставит задачи – тот, кто их безупречно выполняет). А углядеть, что там у него, вон того напротив, сегодня случилось с душой…
Может быть, все-таки получилось – в самом конце сцены? Когда Афраний у выхода (у щита) оборачивается) и спрашивает – «Так всё-таки убьют?»
Он ведь не о себе спрашивает в тот момент, не себя просит (уже) освободить от этого; это он уже принял, когда после короткой паузы перечислил, что ему следует успеть – за одну ночь и ради всего этого – пока остаться живым.
Он что-то уточняет. То, что оно важно для Пилата? Или видит наконец в этом исполнении – как-бы-неисполнении – ту самую возможность смерти для себя?

*

…По началу следующей сцены очень похоже, что так.
Он не продолжает официальное лукавство, он в самом деле готов сдаться на суд: я исполнил – теперь исполни ты. Но ежели Афраний и понял что-то о Пилате под конец того разговора, то Пилат о нем (пока еще?) – нет. «Человек, который не совершает ошибок» - да, не вышло, не получилось совершить ошибку – и переложить свою смерть на кого-то еще.

…Я смотрела и продолжала радоваться – они всё вернули, эта сцена столь же многослойна и прекрасна, как раньше!
Одна из её граней – это взаимоотношения Афрания и Левия Матфея. Разговор здесь, по которому отчетливо всплывает сцена там, на Голгофе, - не только то, что рассказано, но и всё остальное, сказанное и сделанное в мертвенном лунном свете.
…Потому что Левий обращается именно к Афранию – его обвиняет, ему говорит: «Вот, тебе уже не спится…»
Из ответов Афрания – уловила я это, наверное, ровно потому, что сидела всего в паре метров от него, - недолгая полуулыбка на слова Левия «Ты что, последнее отнять хочешь?!» И читалось в ней что-то вроде: «Да ты еще не знаешь пока, как это – в самом деле потерять всё». Афраний – знает.

(Другая подобная полуулыбка мелькнула раньше, когда Пилат порицал архитектуру дворца Ирода – и Ершалаим в целом.
О чем? Да, видимо, о том, что не в архитектуре дело, это город и его жители, их путанная восточная политика и вовсе непонятная вера не нравятся прокуратору – а еще наверняка климат, от которого голова болит…
Афраний же… думаю, жить он здесь вполне приспособился, ежели что болит, никто об этом не узнает, и уж точно – не Пилат. А что до города…Думаю, он ему интересен как задача, непростая, но решаемая – и не первый год уже – и это лучшее, что может у него быть, раз уж дома не может быть вовсе; или точнее, - город Ершалаим был интересен до сего дня, когда всё взяло и поменяло значимость).

Одна переделка, которая в с цене осталась, но встроилась в итоге вполне органично: Афраний уходит раньше, но останавливается на лестнице, ждет до тех самых слов Пилата об убийстве Иуды – «это сделал я».
Жаль, - прикидываю я, - не увидеть мне его на лестнице (сижу я на боковых стульях с другой стороны), - прикидываю, не увижу ли где отражения в щитах, - тоже не очень получается, похоже…
А Афраний вдруг сделал иначе. Он прошел прямо за щитами, не поднимаясь на лестницу, и снова вышел из-за крайнего с другой стороны. И встал около него – в том самом синеватом неживом свете.
И это было так правильно… И потому, что Афраний пришел – дослушать слова приговора, и потому, что Левий вперился в этого выходца с того света безумным взглядом, - кажется, что-то наконец понимая…
И в ответе на «Кого же ты хочешь убить – меня?» появился еще один элемент. (Афрания? Ну нет, такое Левий и вслух не скажет, даже чтобы опровергнуть, - настолько безумна сама мысль).
И параллельно всё к тому же ответу Пилата Левий так и смотрел – с ужасом и пониманием (точнее, узнаванием ранее неизвестного) – и понимал то, что было, а не то, что сказано. (А сказанное скорее имело значение для самого Пилата – к источнику этого замысла, к «Я же еще что-то могу?!». Пилату Афраниева тень точно не явилась. Сейчас- уже поздно, но он узнает еще позже…)


А что будет в новом сезоне, когда мы будем сидеть на других местах, что вообще будет в новом сезоне – не будем загадывать. Увидим.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Фред



Зарегистрирован: 09.08.2011
Сообщения: 19
Откуда: Москва

СообщениеДобавлено: Вс Окт 09, 2011 0:51    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Я вот думаю - для рассказов о Пилате нужно бы, наверное, новую тему открывать... Пойти, что ли, открыть?
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Kemenkiri



Зарегистрирован: 07.08.2011
Сообщения: 28
Откуда: г. Люберцы Московской обл.

СообщениеДобавлено: Вс Окт 09, 2011 1:10    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Фред, ага, я так и думала: тему под Афрания и тему под Пилата. Так же как, возможно, под "Дно" может понадобиться новая тема...
Свое-афраниевское я, кажется, все вывесила.[/quote]
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Посетить сайт автора
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    АРХИВ ФОРУМА ТЕАТРА НА ЮГО-ЗАПАДЕ -> Обсуждение спектаклей Часовой пояс: GMT + 3
Страница 1 из 1

 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах


Powered by phpBB © 2001, 2005 phpBB Group